Юбилей Сары Погреб
Шуламит Шалит, Тель-Авив
Родиться 1 января - это уже само по себе весело!
Сара Погреб родилась 1 января 1921 года, так что мы отмечаем в эти дни ее довольно почтенный юбилей. Один видный юморист сказал: поздравлять, мол, поздравляйте, очень приятно, а сколько мне лет, так часто напоминать не следует… И мы про возраст забудем вообще. Родилась она, как сегодня принято говорить, "в" Украине, и тогда ее звали Сара Бронисман. Талантливая была девочка, за стихи получила большую премию, а потом писать перестала, и надолго, зато училась и читала книги. Особенно любила стихи. Преподавала литературу. Понятно, что русскую. А через много лет снова начала писать, и много, и с такой охотой и знанием предмета, и мудро и человечно, что не заметить ее просто нельзя было.
Странная (по мужу) вторая и последняя фамилия Погрéб, ставь ударение хоть в начале, хоть в конце, а имя-отчество уж совсем не круглые – Сара, да впридачу Абрамовна, всё это жизни не облегчило, но почти тайному поначалу творчеству не мешало и, при всей любви к русской литературе и культуре, постоянно обращало к своим истокам, к своим корням, которыми дорожила всегда: "Благословляю речку Буг, / Текла в еврейской части света". Надо же так лихо присвоить себе целую территорию! Но ведь так помнила и чувствовала.
Стихи Сары Погреб любил и читал на публику актер и превосходный, если вы помните, актер Зиновий Гердт, сразу признали ее талант поэты Давид Самойлов и Юрий Левитанский, своей дружбой одарили дирижер Натан Рахлин и шахматист Изя Болеславский. Совсем недавно ей позвонил гостивший в Израиле кинорежиссер Эльдар Рязанов: прочитал ее книгу и бурно "рукоплескал"…
С тех пор, как она живет в Израиле, знают ее уже повсюду. Свидетельствую, потому что невольно стала как бы ее "сетевым секретарем". Знакомиться с компьютером и интернетом она только собирается! И с кем только мне за последние годы не доводилось перебрасываться электронными письмами по поводу публикаций ее стихов и материалов о ней. Из крупных подборок стихотворений последних лет назову хотя бы две - для двухтомника "Антология еврейско-русской литературы" на английском языке (Лондон-Нью-Йорк, 2007) и для сборника стихов "Шрамы на сердце", вышедшего в Москве в 2010 году и посвященного 65-летию Победы над Германией во Второй мировой войне.
Люблю Сару и как человека, и как поэта. Ничего оригинального в том нет. Все, кто знает, – любят! Ну, какое сердце не сожмется, не отзовется, кому не припомнятся шагаловские картинки, песенка про беленькую козочку ("вайс клор цигелэ"), когда читаешь, а еще лучше, когда слышишь в ее чтении:
Я вижу, куда я уйду:
За ближнюю эту гряду,
За ту, что за ней.
За другие,
Такие уже дорогие.
Над древней землей полечу
Вперед, забирая направо,
Ни речки тут нет, ни дубравы,
А песенку я захвачу.
Там белая едет коза,
И детские видят глаза:
Товару полно на тележке -
И сладкий изюм, и орешки.
Там едет коза торговать.
И предки мои торговали.
Убили их всех. Постреляли.
Фарфалн. Уже не позвать.
Еврейское сердце болит,
И боль эта неисцелима.
Не козочка — белая тучка бежит
По небу Иерусалима…
Как будто последний взлет и полет, а сколько света в этом парении над миром и детством.
У нее зрение живописца, редкое языковое и ритмическое чутье. Классика стиля как будто неизменна. И вдруг может наговориться, написаться нечто удивительное для нее же самой, которому что-то вроде объяснения найдется много позже. По написанному - готовый сценарий, но текст без единого знака препинания. Предвосхитим сюжет. Человек едет в поезде. Прокручивает нить жизни. Ритм то нарастает, то затухает, поезд идет ровнее, позволяя обдумывание этапов прожитого и пережитого. Читать желательно без "актерства", просто произносить ясно и неспешно каждое слово:
была в ухабах вся дорога
зато не жалуюсь долга
не хлеба неба было много
бульваров что почти луга
и заштрихованных дождями
и колким снегом фонарей
и расстояний между нами
и поездов
скорей скорей
война победа
но эпоха
гнала и гнула не туда
не просто впроголодь и плохо
а лжа а лагеря
беда
свой невезёж тащили сами
темным темно не полоса
меня лечили и спасали
больших поэтов голоса
уже я с горочки спустилась
а даль как в детстве далека
ну как иначе утомилась
а все мне кажется легка
планета дыбом
жизнь хлопочет
но где-то к близкому концу
в мои как дочка смотрит очи
и будто гладит по лицу
Хорошо понимать, а более того, чувствовать, будто жизнь "гладит по лицу", не правда ли? А ведь верно: судьба одарила и долголетием, и хорошим слухом на чистый звук в поэзии и в музыке, и счастьем самой творить стихи, и признанием в ней большого поэта, а еще главнейшими радостями - в детях, внуках и правнуках… Правильно говорят, что жить надо долго!
Еще один небольшой фрагмент:
… со мной одна история была
меня беда настигла как стрела
не просто провалили а в москве
причины были
но одна не две
я привыкала но еще тогда
обида жгла и жег ожог стыда
а тут представьте ветер с высоты
и плеск листвы
и блеск живой воды
и я без слов расслышала держись
за мощь стволов за стебелек за жизнь
доверься ей не отводи глаза
совет ветвей проголосует "за"
Вот такое сердцебиение на берегу какой-то речки… Про стихи из того цикла "без знаков препинания" Сара скажет: "Да, непохожи на мои стихи. Прежние лиричные, на струне чувства, а это проговорилось как разговор в поезде, тут стихи многозвучны, перекликаются: "и я без слов расслышала держись за мощь стволов за стебелек за жизнь" и начальная рифмовка: "и я без слов – за мощь стволов", "и плеск – и блеск" – оно все озвучено, "ничего кроме, ну, может быть, "жег – ожог" не выпячивает. И ничто не навязчиво, не пережато... Я получила удовольствие от этой работы... Я хочу подчеркнуть прозаизм этих стихов, я не знаю почему, но у меня такая была потребность". Понимаете? "Попытка эксперимента" в 87 лет!
Молодость души – в творчестве! И пусть это состояние длится!
Пусть каждый день будет расцвечен чем-нибудь хорошим – запомнившейся мыслью из неглупой книги, собственным новым замыслом, приятной вестью, остроумной фразой старшего правнука и широкой улыбкой младшего, пусть на сердце будет покойно или хотя бы не слишком тревожно. И пусть у нас, и у Ваших родных и друзей, дорогая Сара бат Авраам, и у всех читателей и почитателей будет возможность пожелать Вам здоровья и бодрости на долгие годы.
Какое счастье как заклинание повторять и про себя и вслух Ваши стихи, и видеть и чувствовать так, как видите и чувствуете Вы из своего любимого города с прекрасным названием "Ариэль":
О, это сопряженье линий
И вознесение холмов.
И небосвод, в зените синий
И побледневший у краев.
Какой простор. Светло и грустно.
А дали все зовут: "Гляди!"
И собственническое чувство
Шевелится в моей груди.
Здесь жили первые евреи.
В шатрах.
Задолго до стропил.
Здесь солнце ближе и мощнее,
А кровь и море — солонее.
Для этих мест нас бог лепил!
По красной глине дождь лупил...
И вот еще несколько стихотворений Сары Погреб.
С праздником, с днем рождения Вас!
САРА ПОГРЕБ
* * *
Я прощаюсь со слякотью.
В первые дни октября
Над Москвой дотемна просевают снежок через сита,
Тороплюсь надышаться скользящею влагой досыта,
Окунуть в эти лужи обувки осенней копыта,
А уж туч волокнистость,
российскую их волокиту
Не затмит для меня никакая на свете заря.
Эта хлябь, эта твердь — на роду мне написанный мир.
Братья в братских могилах.
Над предками чахлые ивы.
И родимыми стали районного ветра порывы,
И залистаны дали, как детские книги, до дыр.
Ну и что? Все равно не своя. Не свои — хоть умри!
Собирайся, народ мой, — ты тоже великий — с вещами.
Есть земля для труда, и любви, и еврейской печали,
Для высокой волны — мы недаром ее раскачали.
А над Ерушалаймом сияющий свет изначален.
И библейские горы. И синь — от зари до зари.
* * *
После шелестения лесного,
Шаренья, наклонов и ходьбы
Я во сне хожу по лесу снова
И срезаю ножичком грибы.
В жизни той скучать мне не давали
И давали все по голове.
Посветлели издали печали,
Белый гриб мерещится в траве.
Но очнуться — это не качнуться,
Это на прощанье оглянуться
И пойти по своему пути.
Сердцем к Самарии прикоснуться.
Окопаться. С места не сойти.
КАК МОЯ МАМА МОЛИЛАСЬ
Тот осенний бульвар, где деревьев костры
Золотого и рыжего цвета,
Разыгравшись, бежал на вершину горы,
Про обрыв позабывши, наверно...
Я пошла на рентген.
(Как далек этот день).
Слабый свет в глубине кабинета.
Я впорхнула туда, а оттуда, как тень,
Тихо вышла с большущей каверной.
Кашлянула на стеклышко я поутру.
Ну, конечно же, палочки Коха.
И анализ шептал, что я скоро умру,
Что бациллы кишат в поле зренья!
Мой румянец алел.
А она не смогла —
Маме стало в сарайчике плохо,
И она между дров потихоньку сползла
Или рухнула там на колени.
В подсознанье блеснуло, как мама ее,
Бабка Доба, за деда когда-то:
"Шрэк его, но не штэк!
Шрэк его, но не штэк!
Это, готэню, я виновата".
Голос мамин: "Пугай!
Но не бей, не карай.
Ты один, ты единственный можешь...
Много слез у меня. Мало слов у меня.
Пожалей, пожалей меня, Боже".
То ли стон — из предсердия, из живота,
То ли то, что давно я была сирота,
И как дождик чиста,
и смешна иногда —
Только мама моя домолилась!
А чахотка ушла. Отступилась.
* * *
Ты помнишь у Марины куст?
Ее врасплох застал он.
Гонец и почвы, и судьбы, сородич меж чужих.
Она по шпалам бы пошла... Зажмурившись — прощала.
Рябиною и бузиной не сад зарос, а стих.
Безродными честили нас. В родню не перескочим.
Прощать? Но я сама в долгу. И грусть моя — не злость.
Ох, сизокрылый этот край не притворялся отчим.
Когда-то снилось, что дитя, а вышло — в горле кость.
За что должна? Кругом должна.
Стипендия. И крыша.
Читальный зал... Как шум дерев, тот шелест в тишине.
Поэзия — со всех ветвей! И кто ее расслышал —
Ни позабыть, ни разлюбить. Она звенит во мне.
Но "Жаль, вас немец не добил!" А вроде верят в Бога.
С ушанки красная звезда — со свастикой вдвоем.
И снова у меня в мозгу пылает синагога.
Юзефполь... Дядя мой Исрул горел тогда живьем.
Как будто Буг переплыла, гонима и влекома.
Оставила на бережке и лодку, и весло.
Я просыпаюсь поутру впервые в жизни дома.
И не вдали, а здесь умру. Мне с этим повезло. |